Пролог
-- А можно я – о любви немножко?
О том, как пахнут губы твои,
как колют ночные щетинки ладошку…
А можно … можно мне?.. -- Говори…
-- Ты помнишь, как утром вздыхают травы,
коктейли любви перегнав в росу,
как сонный паук проверяет тару
раскинутой сети… и в полосу,
где ветер ресницы ласкает елкам,
ступают босые лучи на склон…
И ищет кукушка часов осколки,
впадая то в эхо порой, то в сон…
А помнишь туманы, что к брадобрею-
ущелью спустили косматый шёлк,
березовых вдов с отсеченной шеей
на гари по взгорку несметный полк…
Жарки*, напомадив морковью губы,
тянулись со сна сквозь таежный зев
в линялую охру тальцинских** срубов,
где прошлое кружевом, нараспев --
в погосте… в уютных крестах древесных,
в курильном наросте бессмертных трав,
к часовне прильнув низколобой тесной,
построенной боком к семи ветрам,
как отрок, зазубривая «Отче»,
среди прихожан и своих теней
от ранней поры до поры полночной
твердит об уроках минувших дней…
А помнишь, как воздух долины зыбок,
шершавую кожу драконьих морд,
хранящих оскалом своих улыбок
в Кыренский дацан*** дружелюбный вход?..
Ты помнишь ложбинку верблюжьих сопок,
клыкастые скалы над озерком
и пенных речушек предгорный хлопок,
катящих в долину пьянящий ром…
У ламы в руках было наше небо,
и звезды, с орбит не спуская глаз,
следили за нами негласно… где бы
ветра и судьба ни носили нас...
*жарки – таежные сибирские розы
** Тальцы – музей под открытым небом в Иркутской области, экспозиция деревенских усадеб и хозяйственных построек 17-19 в.в.
*** Кырен – районный центр в Бурятии, где расположен Дацан – бурятский храм.
Глава I
Ангара*
А можно я – о любви немножко?
О крови на белом, что поутру,
оставил рассвет, проложив дорожку
в пуховой перине… и на ветру,
что в ровном могучем своем дыханьи
ласкает прибрежную томь ресниц
с восхода до запада, расстоянья
свернутся до сыворотки границ…
Вольются в сиамскую смесь галактик
тягучая влага июньских роз
и стойкая краска белесых арктик, --
Верховка* в песчаный уткнется плес!..
Отрадою выйдет на побережье,
подставив надежный, как плечи, плот,
и, вновь уходя в свой полет безбрежный,
заверит, что шторм стороной пройдет…
А утро, лучами царапнув сопки,
слизнет мокрый сахар туманных пенок…
На берег уставший, на берег робкий
байкальские бризы отправят белок:
и искры, сшибаясь о волнорезы,
взовьются икарами в «гоголь-моголь»,
а рядом бакланы взгогочут, резво
орудуя клювами, как острогой!..
* Ангара – Верховик (иногда используются другие названия ветра: Верховка, Север, Сивер) -- особо свиреп перед замерзанием Байкала - в декабре, но обычно это не порывистый, спокойный ветер, сопровождающий сухую и ясную погоду. Начинается, как правило, утром, после восхода солнца и перед закатом стихает, но может дуть, не переставая, и до десяти дней, создавая очень большие волны. Это один из самых известных и значимых ветров на Байкале. Предвестником Верховика служит ярко-красный горизонт перед восходом солнца.
Песнь первая, переходящая в сказку
Приезжай ко мне…
Здесь сливаются сорок лун
в коронованный вереском сноп
полевых дождей,
здесь рождает
Великий Магистр-Колдун*
богатырские ветры –
один одного сильней.
Здесь три сотни наложниц
в стоне журчащих вод,
извиваясь от страсти,
стремят свой девичий стан,
не сдаваясь натиску
паводков и болот,
к заживленью извечных
байкальских отцовских ран**.
Здесь глаза у пришелиц-звезд --
как глаза желанной,
здесь нектары воздухов
холодны,
здесь над Чашею Судеб
с Бурханом*** ворожат ламы,
и рождаются дети
Эха и Тишины…
*озеро Байкал
**Около 300 малых и больших рек впадают в озеро Байкал, вытекает же только одна (по легенде, -- сбежавшая от отца дочь Ангара)
***Бурхан – бурятский Бог
Подголоски
Я сегодня наблюдала,
как рождаются дожди:
их на звездном покрывале
отлучают от груди;
а от речки веет паром,
и, укрывшись, стайка птиц
выбирает зазывалу
в мир, не знающий границ.
Когда пробники-дождинки
в зеркала воды забьют,
тучи серые тартинки
кораблей пускают в пруд;
и несутся эскадрильи,
а по флангам пузыри
разухабились в кадрили,
сбившись с такта раз, два, три…
* * *
Знаешь, как я умею любить?..
Словно дожди, прорывая грудь
тучам, что в силах себя забыть,
все отдавая, что не вернуть…
Знаешь, какими бывают сны?..
Там, на предгорьях дневной Тунки,
где, на веснушках твоей весны
губы кусали мои жарки.
Знаешь, какой готова стать?..
Чтобы забыл ты покой и сон
в этом краю, где благодать
песню поет со мной в унисон.
Знаешь, какие придут слова? --
Вензелем взрежут покой страниц…
Милый, что – кружится голова?
Мы же в бою без правил. Блиц!..
* * *
Господи… кто выдумал тебя?
Кто тебя восславил на земле…
Я бросаю крохи голубям,
оставляя капельку себе.
Я твержу заученную роль,
просыпаясь во вчерашнем сне,
где с восходом выступает соль,
болью индевея на стекле.
Сколько душ на поименном зле,
сколько запечатанных молитв,
а рябину нижут в декабре
снегири в рубиновую нить.
Белою тревогою косой
скошен клевер топтаных полей,
и летит над лесополосой
пара не прощеных голубей…
Глава II.
Горная*
А можно я – о любви немножко?
О стылых вершинах, что высоко
посыпали мрамором лет дорожки,
ведущие к Богу… Пройдем – босиком?!.
По сланцам, оленьей иль козьей тропкой,
спускаясь с подветренной стороны,
придем ли к реликтовым топям, сопкам,
где род Харахаихи и Сармы**,
в Арктический дом, к колыбели ветров,
где учат, как холодом полнить дух,
как мчаться за тысячи километров,
чтоб здесь, на Байкале, увидеть двух,
потерянных раем, забытых Богом,
отвергнутых теми, кто высоко,
бездомных волчат?..
-- А кусаться могут?
-- Да нет, пока… тычутся в молоко…
И радуг опять закусив уздечки,
несутся галопом на званый пир:
нагорная проповедь быстрой речки
и ветер, панаму сносив до дыр.
Идет иноходцем гроза под Горной,
и скалы, рожденные во грехе,
горбушки свои посыпают солью,
не зная, что камень – отнюдь не хлеб…
*Горная -- самый свирепый и коварный из байкальских ветров. Холодные арктические массы, подходя к Байкалу, скапливаются у горных массивов, не в силах перевалить их сходу. Накопив критическую массу, холодный воздух переваливает через горы и, ускоряясь, устремляется по крутым склонам к Байкалу. Налетает внезапно, скорость нарастает скачками и может достигать 40-50 м/с.
Песнь вторая, переходящая в притчу
Убаюкай… но ветру руки
связали в штиль,
распластался, кровит опять
под горой закат,
загорелась тайга на много,
много миль,
и удача с судьбой потянули
струну не в лад.
Не в ладу на закатах горы
с моей душой,
тянет горе каменьев груз,
а по склонам -- лед,
и разлука кресты дорог
на аналой --
горизонт -- возложила на тыщу
лет вперед.
Убаюкай… но руки…
руки… так далеки,
не забыть в колыбели звездной
и не вернуть,
как гора подставляла небу
вершин соски,
чтоб младенцы-тучи
сосали сухую грудь…
Подголоски
Здесь, в дацане, – знойный-знойный полдень
и кусочек неба без ветров,
потому что отгоняет Один
тучных, но недоенных коров.
Потому что топтана тропинка
ламами, ведущими житье
от далеких и забытых инков
до времен, где правит воронье.
Потому что храм открыт для песни
в час любой, во здравии, во тьме,
потому что душам здесь не тесно,
так, как им бывает на земле!
Светел и грехами не намолен,
не обкурен сладкою травой,
потому что охраняют горы
дом Бурхана и его покой…
***
Видел ты, как рассылало небо
сотни гневов в опереньи стрел,
как просила, словно в голод хлеба --
ураганов -- сохнущая сель;
как по ветру реял сокол-флюгер,
приближая горную грозу,
и, надув искусанные губы,
туча залпом выпила росу;
как луна запахивала полог,
прикрывая пленкой телеса,
а зарницы пламенный осколок
по живому резал паруса;
как верблюжьим материнским взором
согревался слабый сосунок,
и как солнце золотило гору,
прожигая утюгом восток…
**Харахаиха, Сарма – разновидности ветра Горная
Глава III.
Баргузин*
А можно я – о любви немножко,
о том, как луна поедала влет
залетные звезды точеной ложкой,
а молнии вдребезги, напролет
ломали долинные мрачные ночи,
стегая наотмашь хребты Саян,
а можно я – о любви… нарочно,
и – солью по кромке душевных ран?
Чтоб больно… чтоб ранить… тогда на пару
больше не думалось бы ни о чем…
Чтоб льдом раскаленным -- по лаве жара,
чтоб горным неистовым палачом --
по кАмням прибрежных голов склоненных,
по сумасшедшему, по рванью
зеленых шелков на багровых склонах,
где эхо заклинило на «люблю»!..
Где шепот каскадами бился в горле,
где каждой секунде давалось на…
сто тысяч молитв… и одно раздолье,
где так ненасытной была луна…
Песнь третья, переходящая в легенды
Помнишь, как руки Байкала томны,
как, опуская сирены взгляд,
словно по душам ходят волны,
сердце взбивая о водопад?..
Как обезличенно-горько камни,
перекатив через сто веков,
слезы загадочных минералов
гонят в слюдянское** молоко…
Как по-бакланьи «утро» будет,
там, где разбившись о волнорез,
на побережье накатит грудью
из Баргузина поперший бес...
Смочит в тревоге дневной обличье,
сгонит отары из бурунов
и, соблюдая во всем приличья,
сгинет в пучине байкальских снов…
*Баргузин (иногда называемый Полуночником) -- ровный и сильный северо-восточный ветер, дующий поперек котловины озера и только в средней его части. Обычно не дует больше суток, чаще всего начинается после восхода солнца и стихает к закату, принося с собой солнечную погоду. Скорость ветра редко превышает 20 м/c, но в Баргузинском заливе он может достигать ураганной силы.
** Слюдянка – районный городок на побережье Байкала, завершающий Кругобайкальский железнодорожный путь единственным в мире мраморным вокзалом. Славен добычей мрамора, чароита, лазурита, слюды, серебра и еще 150 различных минералов.
Подголоски
…снова и снова, и с новой силой…
мокрая галька обточке рада,
камни надвечны, камни всесильны,
острых углов избежать им надо;
смысл бытия им давно известен:
точит вода и больших, и малых,
чтоб по песчинке на пляжном месте
крошево судеб перемывало…
…чтоб возгордиться не смели скалы,
осыпью ветер смывает лица
горам высоким и горам малым
в гальку… -- дорогами им моститься…
* * *
Ты подожди, любовь, не умирай!
Не опадай к подножью октября,
я напрягусь, я выкуплю наш рай,
с кусочком солнца, -- лично для тебя!
Не убегай! Ведь речки голосок
зависит от ветрОв и горных масс,
от настроенья полевых сорок,
хоть им, пернатым, дела нет до нас!
Не уходи и дай последний срок,
чтоб разменять талант* на серебро
и караван отправить на Восток,
где рай купить, а вместе с ним – ребро…
…где рай купить не выглядит смешно…
…где рай купить, не будет так грешно…
где всяких райских дел -- полным-полно…
*Талант – высшая греческая денежная единица, золотой талант был равен 10 серебряным
* * *
Черной волчицей подкралась ночь,
Солнце едва лишь ушло в ворота,
и, одержимые ветром, в скотч
сумерек склеились горе с зонтом…
Шторы листать боюсь опять,
так не люблю, как стрелки стаей
время с нулей пунктирят вспять
после двенадцати… Тают, тают
воспоминанья о прошлом дне,
заспанном утре и притче птицы,
что на Луне, мол, на Луне
заново можно потом родиться.
Только беда, что, мол, туда
не пропускают одиночек,
там замерзает, мол, вода,
значит, и слезы замерзнут в точки…
А на Луне, мол, на Луне
только счастливые обитают
только на солнечной стороне…
…как на другой -- никто не знает…
Глава IV
Култук*
А можно я – о любви немножко,
о том, как на вычерченной меже
заката, коварной сгибаясь кошкой,
предвестницей шторма, в неглиже,
синея от злости своей к субтильным
валетовым ветрам, дышит в шквал
погонщица бурь, набирая силы
на самый девятый байкальский вал…
Мы – сверху… площадка ровнее плаца,
внизу, как на блюдце, стоит Байкал,
и, помнишь, хотелось в полет сорваться
за солнцем, сбивающим спесь со скал;
хотелось тонуть в отраженьи неба,
а в легкие вдохом пустить волну…
Но -- стол на капоте… и птицам хлеба
бросаем, а рыбу едим одну…
Он что-то пытался сказать нам, помнишь,
смотритель, гогочущий рыжим ртом?..
И… звал по-бакланьи он нас на помощь,
иль сам обещал поспешить потом?..
«Потом» быть могло бы и в жизни прошлой,
ведь здесь, на Байкале, -- свои часы…
Дорога из мраморной белой крошки
на тучи ложится, как на весы…
* Култук, он же низовик, низовка -- внезапный, резко сменяющийся на противоположный, байкальский ветер, несущий с собой мощные штормы, дожди и пасмурную погоду. Култук приводит к самым сильным штормам на Байкале, поднимая огромные угрюмо-свинцовые волны, его предвестником служат мрачные тучи, собирающиеся в юго-западной части Байкала. Такое же название носит и поселок на берегу Байкала.
Песнь четвертая, переходящая в историю
Красной рыбой уходит закат на нерест,
невод плотен, и звезды сквозь ячею
добавляют горчинку ветру в шелест
о любви, заплутавшей в чужом краю,
о дорогах, лежащих как санный полоз,
о тревогах нерпят на нетвердом льду,
и о том, как, раздувши мехами голос,
Баргузин* гонит омуль на всем ходу.
Здесь «с плеча»** подают молодым букеты
из нетронутых пылью больших дорог,
нумерованных красным, альбомным цветом
белых лилий, -- как звал их цветочный Бог***.
Здесь из неба проточные лазуриты
на быстринские мели из Бухары****
оседали дождями, и шли нефриты
в петергофы с оттенком култук-травы*****.
Здесь метели сжигались деревней дружно
в разукрашенной Масленице весной,
и соседи звались разделить не ужин –
на зубок -- очищать золотник лесной******.
Здесь варилась, коптилась, солилась рыба,
к побережью байкальскому из-за морь
налетали купцы, повидавши виды,
на налимью уху, -- как на шубу моль!
Здесь на самом краю Вседержавной силы
расположен издревле был форпост,
и Российских дорог, дурачин и милей
не страшился монгол ни зимой, ни в пост*******.
*Ветры Култук и Баргузин гонят рыбу в невода и сети, поэтому всегда желанны для промысловиков.
**Лилии или кувшинки, во множестве наполняющие и поныне озера вкруг Култука и Слюдянки, еще называли "лежачими" цветами, за то, что они не могли стоять в вазах, и их дарили девушкам "с плеча". Эти цветы внесены сегодня в Красную Книгу.
*** Имеется в виду Карл Линней – всемирно известный ботаник, «король цветов», проявивший наиживейший интерес к флоре Байкальского региона
****Эрмитаж и многие Петергофские дворцы и по сей день украшают лазуриты и нефриты Быстринского месторождения, что расположено вблизи пос. Култук Слюдянского района Иркутской области. Европа начала прошлого века была поражена известием, что драгоценный лазурит теперь есть не только в Бухаре, но и в Сибири.
*****Имеются в виду местные нефритовые месторождения.
******Кедровое молоко готовилось зимой и семьями, когда в помощь приглашались соседи "поточить зубы". В дом заносили несколько ведер кедровых орехов и весь вечер семьями щелкали. Выходило до 2-3 кг, из которых потом по особой рецептуре и готовилось лучшее в мире снадобье от сердечной недостаточности и для лечения печени или почек.
*******Именно в Култуке располагалась таможня, через ворота которой в Россию поступали монгольское мясо и скот, идущие на прокорм всей восточной части Великой Империи – от Уральских гор до Дальнего Востока.
Подголоски
Любовь лежит на верстаке
болванкой… Мастеру в угоду
ее отлили налегке,
природу заменив породой.
Теперь он ночи напролет
трудИтся над ее огранкой,
а та смиренно казни ждет
с глазами беглого подранка…
* * *
Опустит небо парус в штиль,
чернил не хватит мне,
зажжет луна в окне фитиль,
взывая к тишине.
Тебя… меня… к себе… маня,
прошепчут две звезды,
что дожидались в свете дня
средь комьев борозды,
где прелый месяц сбился с ног,
разыскивая медь,
и заправляет в жилы сок
березовый медведь;
где рыжий ежик над столом
улыбки дарит свет,
переливаясь в камнелом --
уральский самоцвет…
Где ты… где я… где мы… вдвоем,
и только тишина
с луною смотрят в окоем
не спящего окна…
***
Ах, какое невезенье, --
снова на небе гроза,
и осколочком мгновенье
попадает нам в глаза,
как привет от самой Снежной
Королевы… все вокруг
заметелится, заснежит,
а по окнам ткет паук
серебристой тонкой нитью
то дорогу, то объезд,
по наитью, по наитью
вспоминаем вид окрест,
путеводной доверяясь,
правим на вечерний звон,
а паук, не объясняясь,
застилает свет окон,
и листочки-почки-строчки
одурманены тоской:
одиночки в одиночку
дни и ночки мы с тобой…
Глава V
Сарма*
А можно я – о любви немножко?
О силе, берущей исток из ада,
когда словно книгу порвет с обложкой
слоеный пирог облаков… и с садо,
из горного лона гортанно, гневно,
глотая арктических льдов коктейли,
всевышние плети берут посменно,
поставив предгория на колени.
Так страшно, как будто Вселенский кто-то
желает с корнями повырвать скалы,
и жертвы приносит сама природа,
пытаясь в слезах откупиться малым…
Но Малое Море** спасает прану***,
а крыши домов на брегах -- не крыши…
Сарма!.. И, предав самого Урана,
здесь Гея младенцев впервые слышит****!..
*Сарма -- сильный шквалистый ветер, вырывающийся из долины впадающей в Малое Море реки Сарма. Арктический воздух переваливает через Приморский хребет и попадает в суживающуюся к Байкалу долину реки, представляющую собой природную аэродинамическую трубу, где на выходе достигает ураганной силы. Непрерывный (по несколько суток) ветер валит деревья, переворачивает суда, срывает крыши с домов и сбрасывает домашний скот с берега в море. Крыши домов в поселке Сарма жители привязывают к земле.
** Малое Море -- У западного берега средней части Байкала, между материком и островом Ольхон, протянулся пролив, известный под названием Малое Море. Его площадь около 90 км2. Вход в него открывается узким проливом Ольхонские Ворота.
***Прана – основной вид энергии, находящийся в области сердца человека.
****Уран – в греч. мифологии божество Неба, женой которого была Гея, а их совместными детьми – Титаны, которых отец ненавидел и скрывал в чреве земли. Оскорбленная Гея уговорила Кроноса оскопить Урана, после чего оплодотворенной кровью породила Эринний и Гигантов.
Песнь пятая, переходящая в крик
Знаешь, как лошадь в стойле…
Не запрягай, не надо!
Сбруя моя -- из горя,
шпоры – из снегопада;
а на зеркальной ленте
скорбной реки замерзшей
в желтом своем берете
месяц кичится брошью.
Чует Колдун осаду
мертвых свинцовых гончих,
а виноградным садом
звезды бегут от ловчих,
лисьим переплетеньем
влет замерзают воды,
кружат русалок тени
зимние хороводы.
Только бы не сорваться,
не распластаться в боли,
только бы выжать, братцы,
это земное горе:
в мокрую стынь поляны,
в мерзлую лапу ели!..
Нынче хоронят маму…
Кони… осиротели…
Подголоски
Я так хочу тебе позвонить,
когда ты будешь одна в палате,
но где-то рвется в проклятье нить,
и кто-то души одел в халаты.
И ты молчишь, или стонешь так,
что у связистов сверкает провод,
слова ненужным ложатся в шлак,
а в трубке каленой -- больничный холод…
-- Там жарко, мама?
-- …
-- Тебя кормили?..
-- …
-- Ты знаешь, Лама…
меня узнал…
-- …
-- Там были грозы, и горы были…
--…
--… ты потерпи немножко, мам…
-- ........................................
* * *
Знаю, прошу, не пе-ре-ста-вая,
требуя только Ее огня.
Если и есть дорога к Раю,
значит, она -- не для меня!
Я не хочу бродить блаженной
и упиваться слогом птиц,
лучше у Неба спрошу прощенья,
чтоб перед Богом не падать ниц!
Не попрошу я искуплений
смертных грехов, где первый – ты…
Чтобы суметь взлететь с коленей,
мало бояться… высоты…
Глава VI
Покатуха*
А можно я – о любви немножко,
о том, как туман, превращаясь в шквал,
оргАном запел и не понарошку
вцепился по-волчьи в печёнку скал,
в юлу вовлекая людей и лодки,
сгибая часы и века в спираль,
огромною, мертвою, белой глоткой
в байкальскую воду вплавляя сталь?..
Как пОкотом… с грохотом… сквозь давильню
процеживал Кто-то целебный страх,
чтоб выжать стихией одно лишь имя,
без требы скрипящее на зубах!..
Чтоб твари земной и морской, и лётной
суметь доказать, что Един и Свят
лишь Тот, кто ссужает сквозь сито плотный,
насыщенный только любовью яд!..
* Покатуха -- сильный кратковременный локальный шквал, предвестником которого служит вытянутое облако или полоса тумана над водой (согласно В.П.Брянскому - облако-предвестник цилиндрической формы, вращающееся вокруг продольной оси, находится в горах, на средней высоте). Через некоторое время облако начинает быстро перемещаться с мощным шквалом, переворачивая лодки, ломая деревья, сметая все на своем пути.
Песнь шестая, переходящая в шёпот…
На крыле измученного лета
малым солнцем вспыхнул одуванчик,
колесил он по другим планетам
но вернулся к дому, как шарманщик;
навидавшись всех чудес на свете,
пролетев над морем-океаном,
понял он, что только Лунный Ветер
засевает звездные поляны.
Там, среди созвучных спелых грядок,
Муравьиный Бог качает млеко
из небесных дыр и лунных складок,
наполняя словно крынки* реки.
Там, вдоль горизонтов и восходов,
в решето процеживают правду,
разбавляя жизненную воду
грозовым настоем летних радуг.
А средь галактических покосов,
серпы жнут жемчужные минуты,
чтоб в орбитах золотоволосых
великанов грелись лилипуты.
*крынка – глиняный кувшин (укр.)
Подголоски
Я хотела тебя проводить
в самый сказочный сад,
где, вкусив от Луны,
не теряют рассудка и рая,
где черешнями звезды
на дереве неба висят,
а вершины так близко,
что боги на них наступают!
Там, над зеркалом озера,
бреют туманы лицо,
и по парковым горкам светило
несется санями,
а на берег прибоем выносит
наказы отцов,
и распороты волны
ответами, как якорями.
Там летучие мыши живут,
как морские пираты
и берут абордажем борта
затерявшихся скал…
Этот сад не отмечен
на глобусах мира и в картах,
но я знаю, что ты
его долго и долго искал…
* * *
У Жар-Птицы странный норов:
появляется в ночи
и крылом сметает ссоры
с желтоглазой каланчи.
С недотепами-дождями
и попутным ветерком
мчится Птица без печали
вместе с счастьем-седоком.
Захвативши в лассо тучи,
словно диких кобылиц,
крутит в обруче могучем
птица-клоун слово «криц».
Чтобы жизнь громадой серой
просевала жар в дуршлаг,
посылает перья в цели
птаха, зная, что, да как.
Опираясь на ключицы
деревенских журавлей,
сушит Птица рукавицы
среди зреющих полей…
ГлаваVII
Безымянный*
А можно я – о любви немножко?..
О том сорванце, что гаврошем милым
вскочив на ходу в облаков подножку,
на крылья свои примеряет мили;
что ветры из арктик** в себя вобравши,
растет не по дням, а по минутам,
и вот, добираясь до впадин наших,
с Саянами в сговор вступает будто.
Планетная Чаша вместила воды
Великих озер, глубины не меря***,
ведь здесь Океан принимает роды
невиданных видов цветов и зверя****.
Бай-Куль, Байгаал – Далай – Лама, Бэй-Хай***** –
к какому призыву мчатся волны,
каким из имен подзывают эхо,
чтоб сердце Бурхана билось ровно?..
Байкальские воды как плащаница
взласкают посланца другого мира,
и ветер уходит в волну как птица,
желая достать голомянку****** к пиру;
целебную силу вбирая в тучи,
вдыхая кристаллы байкальской тайны,
становится ветер таким могучим,
что даже Вулкан затаил дыханье*******…
* Безымянный – вымышленный Автором ветер, признаки которого вбирают в себя характеристики всех существующих на Байкале основных ветров, которых более 30.
** Все существующие на планете ветры рождаются на Арктическом побережье и напрямую зависят от Солнечного ветра (северное сияние).
*** Байкал - самое большое на земном шаре скопление пресной воды. Он «вмещает» в себя пять Великих американских озер или два озера Танганьика; 23 Ладожских озера или 90 Азовских морей! Наибольшая зафиксированная в мире глубина составляет 1 637 метров.
**** В озере обитает около 2 630 видов и подвидов животных и растений, причем, более 80 процентов из них не встречаются в мире больше нигде.
***** Бай-Куль (тюрк.) — богатое озеро, Байгаал-Далай (монг.) — богатый огонь, Байгаал-Нуур (бур.) — озеро Байгаал (откуда буряты заимствовали название Байгаал, неизвестно), Бэй-Хай (кит.) — северное море. Первые русские землепроходцы Сибири употребляли эвенкийское название «Ламу» (море). Со второй половины XVII в. русские переходят на бурятское название «Байгаал», заменив характерное для бурят «г» на более привычное для русского языка «к».
****** Голомянка -- полупрозрачная королева байкальских вод, живородящая рыба, тело которой содержит до 30% жира, практически недоступная для людей, но составляющая лакомство нерп.
******* Байкал – озеро вулканического происхождения, которое сравнительно «молодо» -- ему около 25 млн. лет. Берега озера ежегодно расходятся на 2 см, по причине чего ученые считают, что это -- зарождающийся океан.
Песнь седьмая, переходящая в осень
Провожают поезда глаза печальные кувшинок,
Млечный пояс Золотою пряжкой* лег на гладь,
на озерах неизмятая лежит фата пушинок,
одуваны семафорят, чтобы лету постоять.
И по глади, по лилейному, цветному белополю
водяные пусть наращивают скорость пауки,
здесь на насыпь осыпаются пыльцою слюдяною
капли счастья из кисельно-сказочной реки.
Предзакатно моет солнце на прудах большие руки, --
повечЕрять** на откосах Мраморной горы***,
а бакланы трубадурами о камни точат звуки,
и на глади месяц-дворник зажигает фонари.
Это место убаюкано байкальскими ветрами,
здесь у Грома настроенье на заученных ладах,
потому что грозы местные кружатся челноками:
от предгорий до сирени, набухающей в садах.
Мчит дорога, не считая ни минут, ни расстояний,
кинолентой меж туннелей и хребтов-останков скал,
и кузнечик марш «Славянки» заиграет на прощанье,
но лошадкой в карусели память мчится на Байкал…
* Золотая пряжка – Кругобайкальская железная дорога. В этом году ей исполняется 100 лет.
**повечерять – поужинать (укр.)
*** Мраморная гора находится в г. Слюдянке Иркутской области, выходя «лицом» на байкальское побережье и озера с лилиями
Подголоски
Знаешь, а хочется осени!
С хмурыми львами небесными,
с этой немыслимой проседью,
травы колышущей лес(т)ные;
с этой гармонией тяжести:
в рост, во Вселенскую голову,
где над Саянами кряжатся
зимние белые голуби.
Пусть, океаном растоплены,
ветры к тебе возвращаются,
тайну храня, словно гоблины,
там, где снега превращаются
в белые мраморы холода,
в вечную пУстынь Отчаянья…
Знаешь, ветра – вечно молоды,
сжав в кулаки расстояния.
Ну, а у нас, как и водится,
осень невыданной плачется,
прячется в желтое модница,
скрыв, что она – бесприданница;
и на ореховых праздниках*
Cпасы куют златозвонные
счастье, что было украдено,
правду, которая голая…
* Имеется в виду Спас ореховый
* * *
Осень швырнула с психу в медосбор
горстку калино-кровяной картечи,
тополь качнул намоленный собор, --
и зазвенели листья, словно в сече!
Падали звезды в поле, чтоб замкнуть
на переделе ситном крылья-руки…
Знаешь, ветра не выбирают путь,
где Ариадна тянет клубок разлуки.
Снова нырнет не на ночь -- в день луна,
заледенеет… и с балкона неба
бросится вниз, но… не достанет дна,
где голомянка просит морского хлеба.
Тоненькой пряжей вывяжет парашют
бледное небо над голубым разливом…
Жаль, что ветра непарно уходят в блуд,
где голоса в дуэтах множат силы.
А на багряном шелке съежит дрожь
кожу в прожилках жизни, как у старушек,
и на неделю в гости нагрянет дождь,
в Ноев ковчег превращая листья в луже…
Краски у рыжей не долговечны, нет!
И по-предательски ветер сгребает кучи,
оборотившись в дворника… а в ответ
осень, как брови, хмурит седые тучи.
Эпилог
Золотое небо! Золотое...
Словно жар из бабушкиной печки,
я в закат ныряю с головою,
и холодный пью сегодня вечер…
В белый город на ноябрьский праздник
послетелись звоны колоколен…
Каждый раз зима приходит разной,
но ее встречают хлебом-солью
эти неизбывные закаты,
эти дымом пахнущие тучи,
а печурки, продырявив скаты
старых крыш, трубят, сжигая сучья,
и мальцы на пробу гонят сани
по еще невысохшей грунтовке,
и парЯт растопленные бани
дачной оголенной окантовки
города… сибирского, родного,
за Уралом сгинувшего где-то,
средь тайги кующего подковы
рослым скакунам байкальских ветров…
* * *
Качает голубь-метроном
своею головой,
что вот, мол, чешет Ветер-гном
о сосны бородой.
Почешет вправо – песнь поет,
налево – грозы спят:
так учит Гном из года в год
растущих ветерят.
Чтоб крыльям в посохах не спать,
чтоб из обеих щек
сумел и бить, и целовать
подросток-ветерок…