Вяжет степи синь гнедая
Вяжет степи синь гнедая
Крепким бархатным узлом.
Мреет морок, звезды тают
Под веселый птичий звон.
Лес нахохлился гремучий,
Под шипение плотин.
Разбежался скрип уключин,
Полетел, а вместе с ним;
В три погибели закручен,
Берега хлеща в бока,
Раздражен и нахлобучен
Гонит омут рыбака.
Под рассветною нагайкой,
В белых платьях облака,
Звонкой и пушистой стайкой
Заваляли дурака.
Вяжет степи синь гнедая,
Крепким бархатным узлом.
Солнце бусами бросает
Позолоту в каждый дом.
Мой гребень строф, греми сильнее
Мой гребень строф, греми сильнее.
Не бойся словом испестрять,
Проборы крон рябым аллеям,
Березам звонким русу прядь.
Когда зима, окутав в проседь
Мятежный пыл златых полей,
К природе постучится в гости
Спустившись на одном крыле,
Под песнь метели, в снежный ворох,
Растормошись и терпко грянь,
И на сугробистых просторах
Ласкай пучину декабря!
Летите птицей звонкокрылой
Творенья сердца и души,
Взрастите в майский зной унылый
Холеной зелени аршин.
В июль, в октябрьскую стужу,
Стирая скорби груз с лица,
Развейте строфы мою душу
По русским дремлющим сердцам.
Я не верил тогда, что покой есть…
Я не верил тогда, что покой есть,
В этих селах, что встали у зги.
Помню, как кочевряжился поезд,
Увозя нас от русской пурги.
Как деревья, собравшись в ватагу,
Ожидали метельный расстрел!
Как во сне, свесив ноги к оврагу,
Желтый месяц тихонько сопел.
И изрядно продрогши без солнца,
Лихо мысли мои обуздав,
Прицепившись к глухому оконцу,
Вместе с поездом мчалась звезда.
Ах, зачем я стремился, Россия,
Покорить пустоту чванных стран?
Ах, зачем вы меня уносили,
Города, за верстою верста?
Я обмолвился в мрачном безверии,
Не помыслить ни разу о вас,
Добродушные русские звери,
Что в лесах замерзают сейчас.
Слишком поздно засеяла совесть
Забулдыге, шальные мозги.
Я поверил теперь, что покой есть,
В этих селах, что встали у зги…
Зыбкие дюны пустыни…
Зыбкие дюны пустыни,
Вязкие топи болот,
Кто вас восславит отныне?
Жаль, что теперь я не тот…
Кто про любовь нам нашепчет?
Поле, под бронзой во ржи.
Ты хоть сожми меня крепче,
Да, до утра придержи…
Влачим окаянной идеей,
Твержу безустанно: «Я жив»
Туман, подскажи-ка мне, где я?
И брось мне являть миражи.
Грубой дрожащей ладонью,
Глажу рукой ряби рек,
И нежным мотивом трезвоню:
«Привет! Это я – человек!»
Утопленник я и повеса,
В удушьи отбросив туман,
Ходил возле черного леса,
Счастлив, неспешен и пьян.
В скверной бразде упоенья,
Душу низвергнув во тлен,
В глазах своего поколенья,
Так и не встал я с колен.
Я когда то не спел о свободе…
Я когда то не спел о свободе
Я в себе ее страсть погаси.
И теперь, при своем, при народе,
Клонюсь в земь вдохновенной Руси.
Отпусти бог грехи им стылые,
Тем, кто Родине стал не с родни;
Тем, кто скуп на слова похвалы ей;
Тем, кто бродят в полесье одни.
Эти судьбы схватила оседлость,
Задушила, во мрак сволокла.
Им в кострах залихватских виднелось-
До кончины лишь горстка тепла.
И оплавились души натужно,
Словно снег, что сжигает весна!
Ни свобод им, ни Родин не нужно,
Только б быть напоенным до сна!
Я сегодня спою о свободе,
Припаду к коренастой земле,
Я клянусь, при своем, при народе!
Для Руси никогда не замлеть!
Лей благовест свои синие песни
Лей благовест свои синие песни,
Звоном взмети дрожь пустынных полей.
Я в них улягусь, теперь я их крестник,
Пусть нам свистит благозвучный апрель.
Пусть небеса, словно черная хлябь,
Пали в весну, кочевыми пластами,
Добрых посевов, осипшая зябь,
Спой в сентябре яровыми устами.
Не шипят и не мечутся волны…
Не шипят и не мечутся волны,
Силясь знойную тишь обуздать.
И упали раскосые холмы,
Бурой жабой в озерную гладь.
В миролюбии, богом возданным,
Под июльский блаженный покров,
Зацвела по соборам и храмам
Золотистая гроздь куполов!
Крепостей сизо- белый журавль,
Под тоскою плещеевых мест,
Повенчал золотой Переславль,
По домам разогнав благовест.
Блажь в ногах с этим бархатным звоном
Прозвенит словно крепи оков.
И душа понесется по склонам,
Через синь исполинских лесов.
Под вниманием чуткою вербы,
Что в разы стала сердцу милей,
Окунусь в невозможную небыль,
Словно в сон приозерных полей!
По ночам не прошусь к людям в гости я...
По ночам не прошусь к людям в гости я.
Я в томленьи, во свете свечей,
Жду тебя, пресловутая гостия.
Жду усталого звона ключей.
За плечами в разбитой оконнице,
Бесновато резвится луна.
Вот и ты, моя томная скромница.
Проходи, посидим у окна.
Вдохновляя поэта и пьяницу,
Из бутыли моей нагло пьет,
В тишине веселится и рядится,
И глаза мне сомкнуть не дает
Расшибала росинки подковами,
Под окном недоспавшая конница,
А я к креслу подругой прикованный,
И зову я подругу «Бессонница».
Письмо женщины
Мой друг, лиха беда начало.
Я заклинаю вас, бог весть.
Моя любовь к вам обнищала.
Окститесь, коль вам знама честь.
Уже ль погибла ваша воля?
Мой друг, оставьте сей же час.
Есть только «я» и «вы», не боле;
И никогда не будет «нас».
Я вас прошу избегнуть взора,
С моей дороги мчите прочь;
Мне бог помог изжить позора!
Когда на мне осталась дочь.
Когда вы нас, почти нагими,
Оставили средь лютых вьюг.
С тех пор, наверное, враги мы,
Хоть и пишу я вам: «Мой друг».
Голубчик, как вы снова смели
У нас свидания искать?
Как вы могли сквозь лет метели
К Христовой помощи взывать.
Пророчив мне расправу, мило
И тщетно требуя письма,
Вы мне клялись что обрамила
Вас чувств отеческих тесьма.
Оставьте при себе печали
И ложь неискренних молитв.
А наша дочь- она и дале
Пусть почитает вас за миф.
Любовь к вам наша обнищала.
Оставьте нас, коль есть в вас честь.
Мой друг, лиха беда начало.
Я заклинаю вас, бог весть.
Сброшу с глаз каменистый посев…
Сброшу с глаз каменистый посев!
"Расступитесь, аллей частоколы!
Я уйду босиком, обрусев,
По полям, в золотистые долы."
Помирю я оленя и волка,
С белкой съем я орех пополам.
И в еловых зеленых осколках,
Я пройдусь по пустынным морям.
Буду песни лесам возлагать...
Как же вы бесподобны и дики.
Там трухою осыпалась гать,
Здесь сквозит ароматом черники!
Нарочито меня окрыляли,
Лишь приметив, что томен и вял,
Те иссиня- пурпурные дали,
Где бобрам я плотины справлял.
Изнемогший, скитаясь и странствуя,
Разгулявшись донельзя собой,
Изрекал в прозе чувства пространству я,
Встав лицом на закат золотой.
Будут вечно поэты в России,
Воспевать запах выцветших крон,
Пока дали пурпурно- синие,
Пока златы поляны как трон.
Танец луны.
В бледном бархатном свеченьи,
В золотистом облаченьи,
Дымкой выжжена вечерней,
Непокорна и стройна,
Возле томных млечных просек,
Под овации колосьев,
Тени бледных туч отбросив,
В поле выплыла луна!
В танце жгучем закружилась,
Разом в роль плясуньи вжилась,
Глянец, небу дав на милость,
С серебристой головы,
Тайно лесу подмигнула,
И играючи шагнула,
Вдоль башкирского аула
К каменистой мгле Москвы.
Ветра багровые дохнули…
Ветра багровые дохнули,
Поля и долы обтесав,
И вместе с гибельным июлем
Пожаром ринулись в леса.
Ударил зной о земь копытом,
Подобный годам войн и смут.
Ревет, беснуется, кипит он,
Широкоплечий баламут.
Спаси и сохрани нас Отче,
Утешь пыл взбалмышной чуме.
И пусть от сёл незваный зодчий
Бежит, как зверь в чужом уме.
Пусть верещит поодаль лживо,
Умерив свой трескучий гнёт.
И боле пусть его огниво
Домов древесных не лизнет.
За что ты рухнуло, проклятье,
В досель не выжженую ширь.
За что в дыму парит Тольятти?
За что с щитом идешь в Сибирь?
Уснула песнь, затихла ода;
Лишь по углям стрекочет треск.
За что над Русью ты, природа,
Взвалила понимальный фреск?
Огонек наших встреч залихватских
Огонек наших встреч залихватских
Над Москвой белогривой померк,
И сменила кабацкие пляски
Ресторанная помуть манер.
Обернулся житейским изгоем
При дороге последний трактир.
И топчу я теперь ногою
Липкий пол незнакомых квартир.
В этих гнездах греха и беспутства
Мне явился последний причал.
И отныне, чтоб не было пусто,
Греет руки звенящий бокал.
Окосевшие сиплые души,
Как иссякнет последняя весть,
Всей ватагой стихи мои слушать
Отчего-то считают за честь.
Хриплый голос покажется громче,
Вознесет мое имя в разы,
Не заметив, что стих не окончен,
Что запнулся хмельной мой язык.
Растворилась в фужерах идея.
Злая мразь и законченный тать,
Вам ли стих мой божить и лелеять?
Да и мне ли его вам читать?
Оттого ли беспечней и глуше
В эту ночь я продолжу звенеть,
Что теперь ожидаемо лучше
Разобрался в дешевом вине?
Горы
Воют горы под свистом метели,
Пряча взоры в густотах седин,
И бросают с холодной постели-
Белоснежные кручи лавин.
Опоясаны льдинной дремотой,
Тихо встав в снежно-белом краю,
Горы слушают как им с заботой
Колыбели бураны поют!
В лихорадке без мысли и слова,
Сизо- бледные сникли стога.
И метельные руки им снова
Намели одеялом снега!
Благодати молясь, закряхтели
Горы в дреме, под вихри пучин,
Снова сбросив с прозябшей постели
Белоснежные кручи лавин.
Я жив. Я в золоте тиснений…
Я жив. Я в золоте тиснений
Огонь души до вас донес.
Я в вас живу тоской осенней,
И пустотой увядших лоз.
Я в вас пою метелью горной;
Не баснописец, не ведун.
Я стался зябью буро-черной.
Я ливнем по лесам бреду.
Кивая в окна облаками,
Скачу вприпрыжку по ветрам.
Я жив. Я в вас дышу стихами,
Лаская в сердце гущи ран.
И льет, и пышет моя лира,
Резвится кавалькадой строк,
И воспевает светлость мира,
И проклинает злобный рок.
Я в вас, и значит вы живете,
Воспеты мною сотни раз.
Я жив. Я в ветхом переплете
Расхристан прописью для вас.
России
Да не уж то взаправду отныне
Не сберечь ни единую пядь,
Где почтут за блага и святыни
Мужики свою Родину-мать?
Неужели звенящая морось
Пала в дол каждой русской души?
Что же ты, неприступная волость,
Затаилась в незримой глуши?
Гордо выпрямись с первой росою,
Нас наитьем, как в старь озари;
И как прежде, звериной красою,
Пой над сталью кипящей зари.
Пусть тесьмой васильковою соткан,
Синий стяг над окопами рек
Полыхнет в тех местах, где осока
Созерцает твой солнечный брег.
И покуда твоими устами,
Разнесет ветер пение сов -
Обними золотыми перстами,
Синеву пограничных лесов.
Встань отчизна над каждою хатой,
Шелести в поле с ветром босым.
Я навеки твой друг-завсегдатай,
Я навеки твой взбалмошный сын.