Марина Чиркова (г. Мытищи, Московская обл.)
Снежана Ратомина (София, Болгария)
Максим Жуков (Москва)
Юрий Хан (г. Фрязино, Московская обл.)

Поздравляем победителей шестого (завершающего) тура конкурса "ОТКРЫТИЕ" и желаем им новых творческих побед.

Марина Чиркова

Родилась в г. Мытищи Московской области, где и проживает. Закончила Московскую государственную академию тонкой химической технологии (МГАТХТ) им. М.В. Ломоносова, работает по специальности.
Публиковалась в газетах "Московский комсомолец", "Московский литератор", участник коллективных сборников стихов "Поэты Москвы – ХХI веку!", "Небесная дуэль", "Антология современной лирики" и др.
Автор книг стихов "В садах неразделенности моей" (2000) и "Части счастья" (2006).

аэро

...тенью скользя-задевая спящие города
движется самолёт медлительно как всегда
мошкой ползёт упрямой к рассвету да-
льние уносит страны в глазах вода
с неба а в коже жар задержался там-
тaмы крови в далёком где-то ещё но сам-
о!лёт возвращается и крыла-
ты и я и новая жизнь легла
завтрашняя на огни на земные ран-
ние и утро сквозь тучи краснеет нам
ли про него грустить уж летит когда
тенью скользя-задевая спящие города...

Заведу любовника к отпуску

1 (I’m not a bitch, I’m THE bitch)

Заведу любовника к отпуску,
“Заводить” его буду всячески,
Про себя смеясь, слабой-кроткою
Буду, чтобы мнил бы и мачо, и
Тем полковником, и учителем
Он себя, объяснял про главное, –
Заведу любовника! Лично мне
Любопытно подводное плаванье
По глубинам вранья… А прочее –
Отдохну, – и как воду, сразу же.
Решено, заведу! Да, вот ещё:
Буду фотки подружкам показывать,
Тем, которые дрябло-бледные,
Караулят мужей с дитятями.
Вот такая буду конкретная,
Как последний том, с ука-
зателем.

2 (beach)

Заведу любовницу к отпуску.
Чтобы было, куда… Не денется
От… Любая стерва, меж прочими,
Неплохая в сущности женщина.
Ну, особенно если приличные
Формы… Эх, а самое главное –
Заведусь-встряхнусь преотлично и
Научусь подводному плаванью!
А песочек-солнце!.. А прочее,
Да с пивком!..– к чему думать разное,
Заведу! Жена? Да ну вот ещё,
Никому ж не буду рассказывать.
Сочинит сама мне отмазочку
“Ради блага детей” и к месту
Промолчит. Такая вот сказочка,
Жизнь, как первый том, интересно!..

Осенней женщине…

Осенней женщине (чуть-чуть – и сороковник)
идут медовый шёлк и кашемир,
и молодой накачанный любовник,
и сахарный Памуккале, и флирт
с подругою – конечно же от скуки,
букет кленовых листьев, аромат
“Amor pour homme”, хищной формы руки,
три бывших мужа (каждый – “виноват”),

и – красота как ярость! и, – покуда
любовь сильна, – умение молчать,
сто сорок в гололёд, бильярд по клубам,
смех вдребезги и нежность изначаль-

на – я...
тр(и ты)сячи по(след)няя при(чуда)
и приговор известного врача –
отсроченный. Ми(раж): у–дар и уда-
ча. (Ча-ча-ча? Конечно, ча-ча-ча!)

Не в разорванной…

1
Не в разорванной близости, но –
Ожидание есть ожиданье! –
В трепетанье на ветке листов,
Осеняемых (осень!) сияньем,
Ослепляемых красным вокруг –
Посмотри, расставаться так просто! –
Оставляемый остров разлук
И осин остывающих остов…
Осыпаться вот-вот… Перестук
Часовой, остроты не тая:
Ожидание-вздрог: вдруг – из рук!..
Вдруг из рук – и уже не твоя...

2
Не в разорванной близости, но –
Расстояние есть расстоянье! –
В отлетающих листьях и в той,
Отселяющей… Осень! (Останься!..) –
Отделенье от ветки листа,
Отдаление ветки от древа
И дерев от земли… Неспроста:
Отставанье чего-то-там-слева,
Отслоение от бытия,
Отмиранье: чуть-чуть – и ничья…

Не белые стихи

1
Лимонный лист прозрачный как бумага, –
Он над землёю цвета грецкого ореха
Озяб в недвижном воздухе... А солнце
Просвечивает косточки худые
Его непарных жилок, там, где влага
Висит, застряла в глубине, – и эхо
Так ясно вторит нашим голосам,
Что кажется, как будто каждый сам
Зовёт себя из прошлой осени – а может
Из позапрошлой, на неё похожей,
Или из будущей – и, греясь под лучом,
Хочу, чтобы опять их полосы косые
Задели той же паутины волоконца
И год спустя, и два... Чтоб снова с нами, теми ж,
Целуя светлый лес в растрёпанное темя
И каждый вяз желтеющий в плечо,
Тысячекратно повторялось время –
ещё раз, и ещё…

2
В Афинах розовых дома – стихи. Заметно:
В них камешки неравного размера
Друг к другу жмутся, чудом образуя
И стены, и карнизы, и проёмы –
Оконные, дверные, слуховые –
Таких воздушных ровных очертаний,
Что вздрагиваешь каждый раз, не веря
Глазам, уставшим от московского вертепа,
И улыбаешься одновременно… Не вдвоём, но
И не совсем уж врозь мы любим сами
Словцо прикладывать к словцу: вдруг прирастёт и
Пошевельнётся и пойдёт гулять и вынет
Счастливую монетку… Неразумно,
Но как приятно!.. Нежно и упруго
И остро совпадёт – ни зги, ни щёлки…

…Так мы порою пригнаны друг к другу,
Ночной… Лукавый Одиссей, горячий грек мой…

33

на тормоз поздно: уже в том к-раю
где драные кошки джаз поют,
бес-с-порно аллюром в четыре креста
(старше чем двадцать один, младше ста),
ночной эспрессо по струнам жил…
жил? Кто-то первый устал кру-
жить
по битым стёклам тангo (лю-бить) –
и- раз-
узнать,
и- два – поза-
быть.

не мона уж Лиз – крак-
елюр у глаз.
день рож? день я.
и яблочный спас-
жилет пригодится, коль пове-
зло.
а троек две – не устанут ло-
ш!.. (ад) и –
не щади-
ть.

======================================

Снежана Ратомина

Родилась в Москве в русско-болгарской семье. Окончила филфак МПГУ. Преподавала русский язык и литературу в школе, работала в модельном бизнесе, копирайтером в рекламном агентстве. Писала тексты для рок-групп. С 1998 г. живет преимущественно в Софии (Болгария).
Более известна под псевдонимом Снежана Ра. Стихи публиковались в журналах «Остров», «Футурум АРТ», «Пролог», «Сетевая Словесность» и др.
Автор нескольких поэтических книг, в т. ч. «Городская сумасшедшая» (2006) и «Эрос в читальном зале» (2006).

Ноготь vs. Маркес

…ноготь сломала
как больно
огрызок
это так некрасиво
а ты читаешь Маркеса
и это так мило
не женское дело
гвозди вбивать
но ты
читаешь Маркеса
твое
первое взрослое чтиво
какой ты красивый
и хрен с ним с этим ногтем

Выкидыш

хожу вперевалочку
вкосолапочку
брюхатая словами
капризная вся
сварливая вся
такая не дай бог такая
вся-вся-вся

воды смыслов отошли
а разродиться не могу
так и хожу брюхатая
проклятыми словами

выкидыш на
писала
кш!

Звонок

твой внезапный звонок
обжог мое ухо
я ведь думала
умер забыл уехал на фронт
так долго
так дол
так до
и тд

трубку положила
сердце
в горящем ухе стучит

* * *
как дура жду
тебя на остановке
а нет тебя нет тебя нет
рот мой торопливо курит
рот мой нервный vogue
а нет тебя нет

а я (повторяю) как полная дура
комсомолкой
корчагиным стойким
оловянным дебилом
глазами истекая шарю
по незнакомым лицам
а нет в них нет тебя

скорая мимо
громко красным моргая
бабой брюхатой
реактивно промчалась
наверное в ней ты в ней
раз нет тебя нет тебя
здесь

домой ушла

в минусе вся
завтра быть может
навещу тебя
в больнице если

* * *
углядела тебя за окном
хотела крикнуть окликнуть
так хотела что аж вывернуться
всей собою могла бы
разбежалась почти что летела да влетела
ткнулась лбом в морозное стекло (а на улице минус 20)
а ты не мой глухой зябко кутаясь снегом
далеко уж далеко недокричаться недовлюбиться

так и стояла слезящимся лицом размазавшись по стеклу
пока брови ресницы не вмерзлись не пустили корни в стекло
корни проросли и зазмеились трескучими узорами
замерзшие глаза лопнули
и осыпались хрусталиками снега на подоконник
прямоугольник стекла принял взасос
мой поцелуй обращенный к тебе
и вскоре я превратилась
в красиво уродливый узор минусдвадцатого мороза
на моем трехэтажном окне
а ты даже не оглянулся

весной капли меня
собрали губкой и отжали в горшок
с каким-то еще несмелым цветком
что стоял на подоконнике

Городская сумасшедшая

у меня появились деньги.
зачем они мне?
куда их девать?
хожу по ювелирным
лавкам,
оптом скупаю
обручальные колечки,
а потом на улице
раздаю их подросткам-девочкам,
женщинам-недоженщинам...

…теперь я городская сумасшедшая

Русалка в климаксе

в этом мире так трудно

трудно быть девою
трудно быть женщиной
но

впрочем
конечно
труднее всего

быть русалкой
русалкою в климаксе
полуженщиной-рыбиной
недолюбившею

вот что труднее
всего

…теперь восклицайте: «ОГО!»

Жа...

я жалею себя
я жалею себя
я жалею себя
жалю жалею –
себя
растворяюсь
исчезаю в жалости
к себе
в жалости сладкой
истомной солёной
незаметно
для других для себя
уми
раю
умираю
умираю
уми
раю
истончаюсь таю
уми
РАй жалости липкий
как лента для мух

жалость
так подло
исподтишка
из-за дерева
из-за ночи
из-за сердца темного
угла
убивает влет наповал

сладчайшее из всех
вариантов само
                  себя
                  уби...

======================================

Максим Жуков

Родился в 1968 г. в Москве, где и проживает. Автор сборника «Московские ригведы» (1993), лауреат международного конкурса «Таmizdat» (2007 г.). Публиковался в газетах, журналах.

* * *
На улице алкаш одет не по погоде.
Уже к семи часам становится темно.
Сказать ли о себе? Сказать ли о народе?
Не все ли нам равно.

В наручниках тоски, в машине милицейской,
Непойманный-не вор закурит натощак.
Спаситель говорил… и выговор еврейский
Картавое руно над ранами вращал.

И все-таки шкала задуманного кода,
Как некий люминал, растаяла в крови.
Я позабыл теперь названье эпизода,
Где некогда сыграл подобие любви.

Давно плюет в стакан другое поколенье,
Которое поймут, дай бог, через века,
Да будет славно дум высокое стремленье!
И рифмы к ЖКХ.

И, выставлен на стрем в осеннем камуфляже,
На улице дрожит незавершенный стих.
Что мне твои шаги и топот третьей стражи,
Когда мой Третий Рим до первой стражи стих?

1989 год

Это тело обтянуто платьем, как тело у жрицы Кибелы обтянуто сетью, оттого-то заколка в твоих волосах мне и напоминает кинжал. Если верить Флоберу, то в русских жестокость и гнев вызываются плетью. Мы являемся третьей империей, что бы он там ни сказал. В этой третьей империи ты мне никто и ничто, и не можешь быть кем-то и чем-то, потому что и сам я в империи этой никто и ничто. Остается слагать эти вирши тебе и, взирая с тоской импотента, обретаться в столице твоей, что по цвету подходит к пальто. Если будет то названо жизнью, то что будет названо смертью, когда я перекинусь, забудусь, отъеду, загнусь, опочу. Это тело имеет предел и кончается там, где кончается все круговертью, на которую, как ни крути, я напрасно уже не ропщу. В этой падшей, как дева, стране, но по-прежнему верящей в целость, где республик свободных пятнадцать сплотила великая Русь, я – как древние римляне, спьяну на овощи целясь, - зацепился за сало, да так за него и держусь. В этой падшей стране среди сленга, арго и отборного мата до сих пор, как ни странно, в ходу чисто русская речь, и, куда ни взгляни, - выходя из себя, возвращаются тут же обратно, и, как жили, живут и по-прежнему мыслят, - сиречь, если будет то названо жизнью, то названо будет как надо, - с расстановкой и чувством, с апломбом, в святой простоте, это тело обтянуто платьем, и ты в нем – Менада. Ты почти что без сил. Ты танцуешь одна в темноте.

* * *
Обойти себя невозможно лесом,
Как сплошную боль не поставить в угол.
Побывав хоть раз под имперским прессом,
Не пойдешь Толстым за крестьянским плугом.

Дык послухай, друг (что не стал мне братом),
Дописав свою, без помарок, повесть –
Не носи тоски на лице помятом,
А неси печаль – что попроще, то есть.

Что вошло легко, то выходит туго,
По утрам седа в зеркалах Геката,
Если даже встал в середину круга,
Все равно стоишь поперек квадрата.

Так, свернув рога, заплативши вено,
Воздвигая храм на словесной жиже,
Испросив руки, преклонив колена,
Получаешь в глаз… но об этом ниже.

Спой, Боян, о том, как кладут за ворот
А потом дерут всей дружиной целку,
Я там был вчера, да не помню город,
Хоть забил с князьком на прощанье стрелку.

Но для встречи час не из лучших, княже,
Не бегут на зов по коврам холопи,
На лице печаль – не белее сажи,
И на небе темь, какунегравжопе.

Вот и вся любовь, о которой ниже,
У виска вертеть отучившись пальцем,
Говорю о том, что родней и ближе,
Получив серпом по мозгам и яйцам.

* * *
Жизнь ушла на покой, под известным углом.
Затянув ли, ослабив ли пояс,
Возвращаясь в себя, кое-как, черт-те в чем,
Ни в былом, ни в грядущем не роюсь.

Жизнь ушла на покой, как слеза по скуле,
Был мороз, был февраль, было дело.
И весь месяц мело, видит бог, в феврале,
Но свеча на столе не горела.

Ни свечой на пиру, ни свечой в полутьме,
Никакой ни свечой, ни лучиной
Не осветишь себя целиком по зиме,
Ни поверх, ни до сути глубинной.

Возвращаясь в себя, забирай же правей.
Забирая левее на деле…
Не мело в феврале – ни в единый из дней.
Нет, мело! Но мело – еле-еле.

Жизни не было. Так самый трезвый поэт
Написал на полях – видно, дрожжи
Со вчера в нем еще не осели, – иль нет! –
Это я написал, только позже.

Только раньше еще, но в который из дней –
В феврале ли, в апреле, в июле?
Жизнь ушла на покой – так-то будет верней.
Жизнь ушла – и ее не вернули.

* * *
                  Наш роман с тобой до полуночи,
                  *** здешняя, коридорная.
                                                           А. Галич

Чьи-то лица припомнятся,
Кто-то ближе подвинется, –
Это просто бессонница
И чужая гостиница.

Как жила? Припеваючи?
Не в особом экстазе ведь,
Расскажи мне о Галиче,
Если сможешь рассказывать.

Может, все перемелется,
Может, снова навалится, –
Не вдова, не изменница.
Не дала… Что печалиться?

Не княжна, не снегурочка.
Светит тусклая лампочка.
Ты ждала его, дурочка?
Не воротится, лапочка.

======================================

Юрий Хан

Родился в 1961 г. в г. Фрязино Московской области, где и проживает. Публиковался в газетах, журналах. Занимается предпринимательством.

Странно

Я не расстроен, не раздвоен - раздвоён
путями безнадёжных полустанков,
смотрю на неба серую изнанку
и слышу нежность в голосе твоём...

На мглистой пустоши перрона таял свет,
как с лестницы пожарной, падал поезд,
железа и бетона смесь и помесь,
твой город из домов слагал "Привет",

и электрички рвали город на куски,
кровоточили улицы закатом,
и вторили вагонному стаккато
мои заговорённые виски.

Январское

Прошлогодний снег - на развес,
запрессован, хочешь - коли.
Мне б уехать из этих мест
к морю, где плывут корабли
по пунктирам доступных трасс,
вдоль пунктиров дельфиньих спин.
Синим - вымыть весь снег из глаз,
желтым - вылечить зимний сплин,
в красном небе глотнуть вина,
с черным небом легко дышать,
жизнь ветрами просолена,
и течет себе, не спеша...
Частоколом домов мне круг
очертила зима. Острог.
До души мой промерз грунт,
слишком долгий тяну срок.
Снега старого темный скол
отражает волны блеск.
Был он тоже водой морской,
я возьму его - на развес...

Быть любовником

На нестёртой доске - расписание гроз,
список встреч и стихов, неизвестных пока.
Я июльской травой замеряю свой рост,
Я, в обнимку с судьбою, иду на закат.

Ей читаю своё - ни упреков, ни ссор,
груз обид и потерь скинув, словно рюкзак.
Нам ветра и течения светлых лесов
солонят поцелуи, мечты и глаза.

Беззаботность каникул - в улыбке её,
беззащитность девчоночью - грею в руке.
Мы немного пройдемся по лету вдвоём,
пусть задания ждут нас на школьной доске.

Пусть кукожатся павшими листьями дни
и в деревьях теряется солнечный блик.
Пусть надвинутся тучи - я знаю, что в них
догорают на небе мои корабли.

Спокойно

Февраль - бродяга, пасынок, бездельник,
ловец цветных полнометражных снов.
Он - Алладин, и джиннов из котельных
пускает в космос стрелами дымов.

А мне - бежать по парковым тропинкам
в урчании невидимых мурлык,
и самому быть, в общем, невидимкой,
который к одиночеству привык.

А мне - смотреть фрагмент ночной метели,
полет из ниоткуда в никуда,
и - находить утеху в невеселье,
и - зимами считать свои года.

Долго и счастливо

- Просыпайся! Ну, тише... Да тише, ты что?
... Не рассказывай. Дай - я тебя обниму...
Ночь баюкает стены узорами штор,
мы, внизу, разделяем кроватную тьму...

/...ты в воскресное утро подольше поспишь.
Телевизор, уборка. И варится суп.
И движение стрелок - мелькание спиц,
время вяжет минуты в одну полосу.

Дочь предложит "за тряпками" быстрый поход.
Тают в мраморе пола снежками следы.
- Может, папе - тот свитер? Смотри - неплохой...
- Мам, ты что?! Успокойся... На, выпей воды.

Вновь разъедутся дети. Готовясь ко сну,
ты уронишь за ванну заколку свою.
Позовёшь... и заплачешь. И - вечность минут...
Слышу я? Или - нет? Я бегу - я стою.../

...я вжимаюсь спиною в родное тепло,
новобранец-солдат в скоротечной войне.
Ты - последний рубеж и последний оплот,
пусть лицо твоё
будет - последнее - мне.

Путешествие

Недоиграно, недошёптано
в зимних сумерках, у огня...

Печка тени гоняла жёлтые
по стене и по шторам шёлковым,
оставляя во тьме меня.
Растворялся в трескучем мареве
шорох снега по льду стекла.
Пахло хвоей и чем-то жареным.
Я с игрушками разговаривал,
мама сладкий пирог пекла...

Как же хочется возвратиться нам
в то начало любых начал!

Сон кружил надо мною птицами,
пол дощатый меня качал...
И вставали леса дремучие,
и сверкал меч булатный мой.
И плыла ладья по излучине -
я, от подвигов весь измученный,
возвращался на ней домой.
Слуги верные, добры молодцы,
зажигали везде огни...

Теплый дом посредине холода,
мой дворец был зеленый с золотом,
и горела звезда над ним.

Временно недоступен

Обессолен дождём, обессилен,
как диетой заморской, зато -
в парке /в городе /в центре России
под циклоном \под тучей \зонтом.
Одиночество требует места:
моря _ комнаты _ клетки из струй.
Неизбежности все - в неизвестность
размывает сентябрь... Задуй
ветром пламя берёзовых свечек,
месяц - дамский угодник. Сотри
блеск фольги, закрывающей вечер,
подо мной, надо мной и внутри.

Промежуточное

Струи чертят дорожками грязь тротуаров.
Город мокнет боксером, сгоняющим вес.
Подпоясавшись тонкой цепочкой бульваров,
он качает проспектами тающий лес.

Желтый белый медведь за бетонной оградой,
об углы раздирающий в клочья бока,
замирает над лужей, в которой парадом,
словно братья-медведи, идут облака...

Как разбитая армия, с улиц стекаем.
В переулках, дробясь на отдельных людей,
вдруг увидим, что небо - представьте - бескрайне,
что в витринах уже разгорается день.

В отраженьях, дрожащих желанием водки,
неуверенность поз почерневших стволов.
Межсезонье у женщин в глазах и походке.
Всё по-новой...
Аминь, и во веки веков!